В декабре погиб в Ичкерии солдат
от свинца ли, от чеченского ножа.
Он не знал, что не воротится назад...
Удивленный на спине в грязи лежал.

Мать узнала, онемела. И без сна
потекло житье, как черная река.
Но ни разу не заплакала она -
очи высушила смертная тоска.

И приехал к ней однажды генерал,
и медальку ей красивую привез.
О войне ей о чеченской рассказал,
выпил чая и расстроился до слез.

Отомстили мы за сына твоего!
Сто чеченцев в свою землю полегли!
Мать солдата не сказала ничего,
только слезы её тихо потекли.

Налила ему ещё чая в стакан.
Видно, ты не поумнеешь, генерал!
Сотня женщин - и у каждой был пацан,
значит, двести ты, не сто, поубивал.

Эту весть ты понапрасну мне принес...
А теперь езжай обратно поскорей!
Ей на сына не достало горьких слез,
но хватило на чеченских матерей.

Мне снится мама, седенькая прядь,
И доброе лицо её родное.
Как тяжело людей родных терять,
А маму потерять, больнее вдвое.

Да нет, не вдвое, в миллионы раз,
Всегда на сердце кровоточит рана.
Уж не увижу её добрых глаз,
И не скажу при встрече, - здравствуй мама.

В весенний день, на кладбище придя,
Убрать траву, букет цветов поставлю.
Вновь, по живому, рану теребя,
Смахну слезу и ленточку поправлю.

Воспоминания наполнят тишину,
Подкатит к горлу, тягостный комок,
И я опять, винить себя начну,
Что в чём-то ей когда-то не помог.

Теперь об этом поздно говорить,
В ответ услышу, только тишину,
Теперь лишь здесь, смогу тебе дарить
Цветы, чтоб искупать свою вину.